Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно] - Николай Лейкин

— Гм… Так… — Николай Иванович зевнул.

— Неужели тебя это не интересует, Николя? А мне так это во сто раз интереснее выставки.

— Boulevard St.-Michel! — возгласил извозчик, когда они въехали на широкую улицу.

— Ах вот он, бульвар-то Сен-Мишель! — воскликнула Глафира Семеновна. — Ну, я его таким и воображала. Совсем Большой проспект на Васильевском острове. Ведь о бульваре Сен-Мишель сколько пишут. Страсть! Вот тут белошвейка Клотильда познакомилась с медиком Малине. И наверное, где-нибудь тут есть тот ресторанчик, где они в первый раз завтракали. Тетка Пате этот ресторанчик держит. Видишь, я все помню.

— Бредишь ты, кажется!

— Да нет же, нет… Там даже подробное описание было. У входа висели часы, а над часами оленьи рога… Вот ежели бы зайти, то я сейчас узнала бы этот ресторанчик по описанию.

Николай Иванович встрепенулся.

— Что ж, давай зайдем… Красного вина я выпью с удовольствием. Извозчику можно также поднести.

— Да погоди, нужно сначала разыскать этот ресторан. Коше! By сане у э ресторан де тант Пате? — спросила Глафира Семеновна извозчика.

— Quel numéro, madame? — обратился тот к ней в свою очередь.

— Нумер дома спрашивает… Почем я знаю! Же не се па. — Alors il faut chercher. C’est un restaurant russe?

— Как рюсс? Франсе. Эта тетка Пате описана как самая добрая женщина. Когда с Клотильдой случился грех и она родила ребенка, то Пате призрела этого ребенка и вскормила на козьем молоке. А Клотильда была больна и лежала в клинике. Видишь, я все помню.

— Boulevard St.-Germain! — указал бичом извозчик.

— И бульвар Сен-Жермен отлично помню. Тут жил в мансарде этот самый…

— Да брось…

— Нет, зачем же бросать! Это приятно вспоминать. Он был в аптеке приказчиком.

— La гuе des Ecoles. La rue St.-Jacques, — показывал извозчик.

— Все, все помню… Все места знакомые.

— C’est la Sorbonne.

— Ах, Сорбонна! Вот она, Сорбонна-то! Николай Иваныч, смотри Сорбонну. Тут и Жозеф, тут и Лазарь учились. Вот, вот… Здесь-то у букиниста и нашли они рукопись шестнадцатого столетия, по которой Жозеф оказался потомком герцога Овре и полным наследником всех его миллионов.

— Гм… Гм… Так. А только это, душечка, совсем неинтересно.

— Да как же неинтересно-то, ежели кто читал.

— А я не читал. Да и вообще в романах все враки.

— Враки? А вот посмотри, у железной решетки разложены книги и букинист стоит. Так и в романе стояло. Стало быть, это правда, а не враки. Видишь букиниста?

— Ну ладно, ладно. Ты вот ресторанчик-то хотела разыскать, так давай разыскивать.

— Ах, тебе только бы до ресторана-то дорваться. И какой ты ненасытный!

— Дура, да ведь я для тебя же. Ты хотела.

— Collège de France… — указал извозчик на здание.

— И коллеж де Франс отлично помню. Вот тут должна быть тоже одна таверна под названием «Рог изобилия». Вот, вот… Наверное, эта, — оживилась Глафира Семеновна, указывая на грязненький ресторан, около которого стояли двое в серых блузах и черных шляпах.

— Так зайдем. Что ж ты так-то, — сказал Николай Иванович.

— И зашла бы, потому что здесь резчик Каро проиграл в кости свою жену художнику Брюле, но я не знаю, та ли эта таверна.

— Так спроси. Спроси у извозчика.

— И спросила бы, но не знаю, как по-французски «рог изобилия». Коше! Коше! Коман он ном сет таверн? — обратилась Глафира Семеновна к извозчику.

— Connais pas, madame… Mais si vous voulez visiter un restaurant où il у a une dame, qui parle russe, alors, voilà. — Извозчик указал на ресторанчик на другой стороне улицы. — Что он говорит? — спросил жену Николай Иванович.

— Да вот указывает на ресторан, где есть какая-то дама, которая говорит по-русски.

— Непременно надо зайти. Что же ты не велишь остановиться? Француженка эта дама?

— Коше! Сет юнь дам франсе, ки парль рюсс? — спросила Глафира Семеновна.

— Oui, oui, madame… Elle a été a St.-Pétersbourg…

— Да, да, француженка, но бывала в Петербурге.

— Отлично. Коше! Стой! Стой!

— Коше! Арете! Иль фо вуар сет дам.

Извозчик стегнул бичом лошадь и подъехал к невзрачному ресторанчику.

Винная лавка мадам Баволе

Ресторанчик, в который вошли супруги, был самый невзрачный ресторанчик. Его скорее можно было назвать винной лавкой, где, впрочем, кроме вина, продавались хлеб, яйца, редиска и редька, которые и лежали на мраморном прилавке вместе с жестяными воронками, служащими для наливания вина в бутылки. За прилавком стояла сильно расползшаяся толстая пожилая женщина в высокой гребенке с жемчужными бусами в волосах. Женщина была громадного роста, брюнетка, с дугообразными черными бровями, очевидно подкрашенными, и с маленькими усиками над верхней губой. Мясистые руки ее с жирными пальцами в дешевых кольцах едва сходились на животе. Затянутая в корсет грудь представляла целую гору. Женщина была одета в черное шерстяное платье.

У прилавка стояли два тощих французика в потертых пиджаках — один с тараканьими усами, другой с козлиной бородкой — и любезничали с женщиной.

Ресторанчик состоял всего только из одной комнаты с грязным полом, на котором валялись объедки редиски, яичная скорлупа. На стенах висели плохие литографии в старых, засиженных мухами деревянных рамах и даже были просто на гвоздях дешевенькие народные картинки в ярких красках, изображающие расстреливание слона во время осады Парижа, карту Европы в лицах, где на месте России лежит громадный медведь, а на месте Германии прусская каска со штыком и тому подобное. Пахло вином. Столиков в ресторанчике было несколько, но посетители сидели только за двумя столами. За одним два француза, сняв сюртуки, играли в домино, за другим — одинокий посетитель в высокой французской фуражке, имея перед собою бутылку с вином, внимательно читал Petit Journal. Из прислуги была всего только одна девушка, очень молоденькая, в клеенчатом переднике и с сумочкой у пояса.

Войдя в ресторанчик, Глафира Семеновна даже попятилась.

— Кабак какой-то… Уж входить ли! — проговорила она, косясь на сидящих без сюртуков французов, дымящих за игрой в домино тоненькими папиросами «капораль».

— Ну, так что за беда? Кто нас здесь знает? Зато увидим француженку, говорящую по-русски, — отвечал Николай Иванович. — Садись вот к столику.

Когда супруги уселись, к ним подскочила прислуживавшая девушка и остановилась в вопросительной позе.

— Ну-с, кто у вас здесь говорит по-русски? Вы, мамзель, что ли? — обратился к ней Николай Иванович.

— Comprends pas, monsieur… — отвечала та.

— Как не компран? Нам сказали, что здесь говорят по-русски.

— Ну сом рюсс, е коше ну за ди, ке иси парль рюсс.

— Ah, oui… — улыбнулась девушка и, обратясь к толстой женщине, стоявшей за прилавком, крикнула: — Madame Bavolet! Voilà des personnes russes, qui désirent vous voir[32].

Толстая женщина улыбнулась и, выплыв из-за прилавка, подошла к столу.

— Ah, que j’aime les russes! Monsieur et madame sont de Pétersbourg ou de Moscou?[33] Я была в Петербурге и в Москве и до сих пор сохраняю самые хорошие воспоминания о русских, — продолжала она по-французски.

— Постойте, постойте, мадам, — перебил ее Николай Иванович. — Да вы говорите по-русски?

— Да, я говорю по-русски, mais à prеsent c’est très difficile pour moi. Madame parle français? — обратилась толстая женщина к Глафире Семеновне.

— Вуй, мадам, эн пе… — неохотно дала та ответ.

— Да скажи ты ей, чтоб она присела-то… — сказал жене Николай Иванович.

— Пренэ пляс, мадам.

Женщина взяла стул и подсела к супругам.

— Я — артистка, — заговорила она по-французски. — Ах, месье, ежели бы вы знали, какой я имела голос! Но простудилась, заболела и потеряла мой капитал. Я певица… Я имела ангажемент и приезжала петь в Петербург. Я была и в Москве. Vous devez savoir Egareff? Jardin de Demidoff? Диемидоф сад, — вставила она два слова по-русски. — Вот была моя арена. Ах, месье, русские умеют ценить таланты, умеют ценить артистов!

— Да вы умеете говорить по-русски-то?.. — перебил ее Николай Иванович.

— Oh, oui, monsieur. Je me souviens de quelques mots… Isvostschik… Vino… Vodka… Botvigne… О, какое это вкусное русское блюдо — ботвинья! Botvigne avec lossosine…

— Да ведь это все слова, слова, а говорить-то вы не умеете? Парле рюсс… Не компренэ?

— Да, да… Я говорила по-русски, — продолжала толстая женщина по-французски, — но за недостатком практики я забыла. Здесь есть русские студенты, они заходят ко мне, и мы часто, часто вспоминаем о России. Moujik, Boulka… na tschai… tri roubli na tschai… C’est pour boire…

— Немного же вы знаете, мадам, по-русски. Пе рюсс, пе, пе.

— Oui, oui, monsieur. A présent j’ai oublié… Mais votre madame vous traduit…[34] Et troika! Ax, что за прелесть эта тройка! Troika, iamtshik — c’est ravissant.

— Глаша! Да что она такое рассказывает?

Глафира Семеновна, как могла, перевела мужу.

— Ах, так она актриса! То-то она о Егареве и о Демидовом саде упоминает! — воскликнул Николай Иванович. — Очень приятно, мадам, — протянул он толстой женщине руку. — Как «приятно» по-французски? — обратился он к жене.